Означенные три тысячи экземпляров М. В. Аверьянов имеет право выпустить в последовательных изданиях.
Крестьянин села Константинова Рязанского уезда и Рязанской губернии Кузьминской волости.
Сергей Александрович
ЕсенинПетроград, Фонтанка, 149, кв. 9.
55. К. К. Владимирову
(Петроград, осень (?) 1916 г.)
Уважаемый Константин Константинович.
Глубоко признателен вам за охарактеризование моего творчества. Не печатая и не читая устно стихов, я перед этим находился в периоде моего духовного преломления, и вы ясно описали этот перелом до того, что я даже поражаюсь. Еще раз выражаю свою благодарность и крепко жму руку.
Сергей Есенин56. Р. В. Иванову-Разумнику
(Петроград, между 7 и 20 декабря 1915 г.)
Многоуважаемый Разумник Васильич!
В прошлом году я начал первый раз в Питере печатать свои стихи в «Русской мысли», «Северных записках», «Ежемесячном журнале», «Новом журнале для всех», «Голосе жизни», «Биржевых ведомостях», «Огоньке» и др.
На днях выходят сразу одна за одной мои две книги «Радуница» и «Авсень».
С войной мне нынешний год пришлось ехать в Ревель пробивать паклю, но ввиду нездоровости я вернулся. Приходится жить литературным трудом, но очень тяжко. Дома на родине у меня семья, которая нуждается в моей помощи. Ввиду этого, Разумник Васильевич, я попросил бы Вас похлопотать в Литературном фонде о ссуде руб. в 200. Дабы я хоть не поскору должон был искать себе заработок и имел возможность выбрать его.
Адрес мой: Фонтанка, 149, кв. 9.
Уважающий Вас
Сергей Есенин57. М. П. Мурашову
(Петроград, между 17 марта и 12 апреля 1916 г.)
Дорогой Миша.
Заходил и не застал тебя.
Завтра призываюсь.
Сергей58. М. П. Мурашову
(Петроград (?), 27 апреля 1916 г.)
Дорогой Миша! Ау!
Еду в Крым (с поездом). В мае ворочусь. Живи, чтоб всем чертям было тошно, и поминай меня.
Что-нибудь для тебя покопаю там.
Поезд сегодня уходит в 6 ч.
СережаПисьма сбереги.
59. Л. Н. Столице
(Москва, 28 июня 1916 г.)
Дорогая Любовь Никитична!
Только на днях возвратился с позиций и застал Вашу открытку. Простите, что поздно отвечаю. Лучше поздно, чем никогда. Городецкий служит тоже, и на днях заберут Блока.
Провожая меня, мне говорили (Клюев) о Клычкове, он в Гельсингфорсе и ноет.
Видел в «Северных записках» Ваши стихи, они уже сверстаны в июльскую книгу.
Любящий Вас
Есенин60. М. П. Мурашову
(Москва, 29 июня 1916 г.)
Дорогой Миша! Приветствую тебя из Москвы. Разговор был у меня со Стуловым, но немного, кажется, надо погодить. Клюев со мной не поехал, и я не знаю, для какого он вида затаскивал меня в свою политику. Стулов в телеграмме его обругал, он, оказалось, был у него раньше, один, когда ездил с Плевицкой и его кой в чем обличили.
Твой
Сергей61. М. П. Мурашову
(Петроград, 13 июля 1916 г.)
Миша!
Сей день ночевал у Давыдова, артиста императорских театров.
Звонил тебе, но глупая ваша девка говорит, что я не говорил ей своей фамилии. Пробери ее.
Твой
СергейОй, ой, какое чудное стихотворение Блока.
Знаешь, оно как бы совет мне.
62. Н. А. Клюеву
(Царское Село, июль – август 1916 г.)
Дорогой Коля, жизнь проходит тихо и очень тоскливо. На службе у меня дела не важат. В Петроград приедешь, одна шваль торчит. Только вот вчера был для меня день, очень много доставивший. Приехал твой отец, и то, что я вынес от него, прямо-таки передать тебе не могу. Вот натура – разве не богаче всех наших книг и прений? Все, на чем ты и твоя сестра ставили дымку, он старается еще ясней подчеркнуть, для того только, чтоб выдвинуть помимо себя и своих желаний мудрость приемлемого. Есть в нем, конечно, и много от дел мирских с поползновением на выгоду, но это отпадает, это и незаметно ему самому, жизнь его с первых шагов научила, чтоб не упасть, искать видимой опоры. Он знает интуитивно, что когда у старого волка выпадут зубы, бороться ему будет нечем, и он должен помереть с голоду… Нравится мне он.
Сидел тут еще Ганин, у него, знаешь, и рот перекосился совсем от заевшей его пустой и ненужной правды. Жаль его очень, жаль потому, что делает-то он все так, как надо, а объясняет себе по-другому.
Пишу мало я за это время, дома был – только растравил себя и все время ходил из угла в угол да нюхал, чем отдает от моих бываний там – падалью иль сырой гнилью.
За последнее время вырезок никаких не получал, говорил мне Пимен, что видел большую статью где-то, а где, не знаю. Клавдия Алексеевна говорила, что ты три получил. Пришли, пожалуйста, мне посмотреть, я их тебе отошлю тут же обратно.
Дед-то мне показывал уж и какого размера, ды все, говорит, про тебя сперва, про Николая после чтой-то.
Приезжай, брат, осенью во что бы то ни стало. Отсутствие твое для меня заметно очень, и очень скучно. Главное то, что одиночество круглое.
Как я вспоминаю пережитое…
Вернуть ли?
Твой
Сергей Есенин63. Н. Н. Ливкину
(Царское Село, 12 августа 1916 г.)
12 августа 16 г.
Сегодня я получил ваше письмо, которое вы послали уже более месяца тому назад. Это вышло только оттого, что я уже не в поезде, а в Царском Селе при постройке Феодоровского собора.
Мне даже смешным стало казаться, Ливкин, что между нами, два раза видящих друг друга, вдруг вышло какое-то недоразумение, которое почти целый год не успокаивает некоторых. В сущности-то ничего нет. Но зато есть осадок какой-то мальчишеской лжи, которая говорит, что вот-де Есенин попомнит Ливкину, от которой мне неприятно.
Я только обиделся, не выяснив себе ничего, на вас за то, что вы меня и себя, но больше меня, поставили в неловкое положение. Я знал, что перепечатка стихов немного нечестность, но в то время я голодал, как, может быть, никогда, мне приходилось питаться на 3–2 коп. Тогда, когда вдруг около меня поднялся шум, когда Мережковский, гиппиусы и философовы открыли мне свое чистилище и начали трубить обо мне, разве я, ночующий в ночлежке по вокзалам, не мог не перепечатать стихи, уже употребленные? Я был горд в своем скитании, то, что мне предлагали, я отпихивал. Я имел право просто взять любого из них за горло и взять просто сколько мне нужно из их кошельков. Но я презирал их – и с деньгами, и со всем, что в них есть, – и считал поганым прикоснуться до них. Поэтому решил просто перепечатать стихи старые, которые для них все равно были неизвестны. Это было в их глазах, или могло быть, тоже некоторым воровством, но в моих ничуть, и когда вы написали письмо со стихами в «Журнал для всех», вы, так сказать, задели струну, которая звучала корябающе.
Теперь и узнал и постарался узнать, что в вас было не от пинкертоновщины все это, а по незнанию. Сейчас, уже утвердившись во многом и многое осветив с другой стороны, что прежде казалось неясным, я с удовольствием протягиваю вам руку примирения перед тем, чего между нами не было, а только казалось. И вообще между нами ничего не было бы, если бы мы поговорили лично.
Не будем говорить о том мальчишке, у которого понятие о литературе, как об уличной драке: «Вот стану на углу и не пропущу, куда тебе нужно». Если он усвоил себе термин ля, сейчас существующий: «Сегодня ты, а завтра я», то в мозгу своем все-таки не перелицевал его. То, что когда-то казалось другим, что я увлекаюсь им как поэтом, было смешно для меня иногда, но иногда принимал и это, потому что во мне к нему было некоторое увлечение, которое чтоб скрыть иногда от ужаса других, я заставлял себя дурачиться, говорить не то, что думаю, и чтоб сильней оттолкнуть подозрение на себя, выходил на кулачки с Овагемовым. Парнем разухабистым хотел казаться. Вообще, между нами ничего не было, говорю вам теперь я, кроме опутывающих сплетен, а сплетен и здесь хоть отбавляй, и притом они незначительны.
Ну, разве я могу в чем-нибудь помешать вам как поэту? Да я просто дрянь какая-то после этого был бы, которая не литературу любит, а потроха выворачивать. Это мне было еще больней, когда я узнал, что обо мне так могут думать, но, а в общем-то, ведь все это выеденного яйца не стоит.
Сергей Есенин64. М. П. Мурашову
(Царское Село, после 29 августа 1916 г.)
Миша, я под арестом на 20 дней.
Нужно во что бы то ни стало сорок рублей мне. Сходи в «Северные записки» и попроси их.
К 7 часам на дом: Саперный, 21, кв. Сакера.
